Не стало Лилии Амарфий. Выдающаяся актриса, звезда столичного Театра оперетты скончалась на 61-м году жизни.
Как вспоминали её друзья и коллеги, Лилию Амарфий всегда отличало особое жизнелюбие и веселость, столь свойственные жанру оперетты. В мае этого года певица вышла на сцену в тысячном представлении «Летучей мыши».
Когда ее спрашивали о секретах столь блестящей формы – оказывалось, что никаких особых секретов нет. Конечно, гимнастика, конечно, диета, но главное – блеск в глазах, который приходит от умения искренне радоваться, не замечать плохое, влюбляться и влюблять. Так просто об этом сказать, и сколько душевного труда необходимо, чтобы не пускать в себя дурные мысли, не реагировать на сплетни и интриги, нести пленительный образ женственности со сцены и не изменять ему в жизни.
«Трагедия для нашего театра, потому что Лиля не просто была рядовой актрисой, а примадонной оперетты. При этом талант ее огромного диапазона. Она могла играть любые роли», - убежден директор государственного академического театра «Московская оперетта» Владимир Тартаковский.
Лилия Амарфий родилась в Молдавии в городе Оргеев, начала петь с 6 лет. Первые занятия музыкой были еще в музыкальной школе г. Оргеева по классу аккордеона, параллельно во Дворце пионеров занималась танцами и вокалом. Затем Лилия Амарфий была ведущей исполнительницей национального ансамбля "Кодру", руководимого Василием Асауляком, и в эстрадном ансамбле, пела джаз. Коллектив занимал первые места на самых престижных республиканских и всесоюзных конкурсах и фестивалях, успешно выступал и за рубежом. С оркестром Василия Асауляка юная актриса выступала по всей Молдавии, а в 1966 году состоялась декада Молдавской ССР в Москве, гала-концерт проходил в Кремлевском Дворце Съездов.
В 1967 году Лилия Амарфий приехала в Москву поступать в театральные ВУЗы, пробовалась в Школу-студию МХАТ и Институт театрального искусства им. А. В. Луначарского (ГИТИС) на музыкальный факультет. Третий тур прослушивания в обоих ВУЗах проходил в один день. Задержавшись на экзамене в ГИТИСе, Лилия опоздала в Школу-Студию МХАТ. В результате стала студенткой Института театрального искусства им. А.В. Луначарского - курс народного артиста СССР Л.Н.Свердлина, педагог по вокалу - народная артистка СССР И.И.Масленникова.
После окончания ГИТИСа в 1972 Лилия Амарфий была принята в труппу Московского театра Оперетты. Первой ролью на сцене театра стала Стасси в спектакле И. Кальмана "Сильва". Также одними из первых ролей были Виолетта в оперетте И. Кальмана "Фиалка Монмартра" и Адель в оперетте И. Штрауса "Летучая мышь", за которые актриса получила специальные призы на II Всесоюзном фестивале творчества молодежи в Минске в 1983 году. В дальнейшем были сыграны роли в спектаклях "Золотые ключи" Зацепина, "Кадриль" Гроховского, "Жужжа из Будапешта" Журбина, "Обещание" Б. Бакарака, "Прекрасная Галатея" Ф. Зуппе, "Герцогиня Герольштинская" Ж. Оффенбаха, "Граф Люксембург" Ф. Легара и других. В 1990 году Лилия Амарфий сыграла Сильву в оперетте И. Кальмана "Королева Чардаша", а в 1996 году на сцене театра был поставлен бенефис Л. Я. Амарфий - спектакль по пьесе П. Гаринеи и С. Джованини (музыка Р. Рашеля) "Римская идиллия".
Начиная с 1972 года Лилия Амарфий регулярно снималась в цикловой программе "Любителям оперетты", а также были поставлены 3 бенефиса - "Приключения в замке" (1976), "Автопортрет" (1986) и "Как в старом кино" (1989), режиссером-постановщиком которых был Марат Ларин.
В 1985 Лилия Амарфий создает свой творческий коллектив, который много гастролирует в России и за рубежом со спектаклями "Сильва" и "Красотка кабаре" И. Кальмана, "Цыганский барон" и "Сказки Венского леса" И. Штрауса, "Крепостная актриса" Н. Стрельникова, "Прекрасная Галатея" Ф. Зуппе.
«Это огромная и человеческая потеря и профессиональная для нашего театра, и вообще - для жанра оперетты», - уверен народный артист России Герард Васильев.
В отличие от многих примадонн, которые посвящают себя только сцене, Лилия Амарфий была не чужда семейных радостей – не раз выходила замуж, родила сына. С удовольствием занималась домашним хозяйством, одновременно репетируя свои роли.
«Она умела делать себя красивой и элегантной. Ей нужна была ночь на новые идеи. И за эту ночь мы с ней горы могли свернуть», - вспоминает заведующая пошивочными мастерскими государственного академического театра «Московская оперетта» Людмила Иванова. «Тяжело и страшно когда в такие годы уходят лучшие представители нашего театра, нашего жанра и музыкального театра в целом», - говорит народный артист России Юрий Веденеев. «Я прекрасно чувствую себя в своих ролях, живу в них, каждая из них - это прожитая жизнь» - говорила Лилия Амарфий. На этой сцене он прожила десятки придуманных жизней. И была счастлива жизнью своей.
ПОСВЯЩАЕТСЯ СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ
ЛИЛИИ- ЛИЛИЧКИ-ЛИЛИАННЫ,
МОЕГО ОЧАРОВАТЕЛЬНОГО ШКОЛЬНОГО ДРУГА
НАРОДНОЙ АРТИСТКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ПРИМАДОННЫ И "КОРОЛЕВЫ"
МОСКОВСКОГО АКАДЕМИЧЕСКОГО ТЕАТРА ОПЕРЕТТЫ,
ОДНОЙ ИЗ САМЫХ КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН
СОВЕТСКОГО СОЮЗА,
ЛИЛИИ ЯКОВЛЕВНЕЫ АМАРФИЙ
Да!!! Ты рядом с нами,
И сколько не промчится лет,
Под голубыми небесам
Твоей улыбки будет свет…
ТЕ, КОГО МЫ ЛЮБИМ - ЖИВУТ...
17 марта 2013 года, Прощенное Воскресенье. 11 часов утра. Москва. Троекуровское кладбище. Аллея артистов. Пустынно, одиноко и неимоверно грустно.
Я стою с огромным букетом цветов, как стоял когда-то, давным-давно в Николаеве, на верхней площадке трапа возле борта самолета, только что прилетевшего из Москвы, в трепетном волнении ожидая, когда же появится Лиля в проеме открывшегося люка.
Я уже далеко не молодой человек. Мне уже 70. Я старик! Господи! Неужели я уже старик!? Жизнь, так по-воровски, промелькнула, проскользнула мимо меня - на цыпочках прокралась за моей спиной, на краткое мгновение вспыхнув ярким, многоцветным фейерверком юности, смелых замыслов, надежд и так рутинно-бесцветно подходит к своему логическому концу. Я уже совершенно седой или, как сказали бы у нас в Одессе: «седой насквозь». Да - " ...а у меня давно на волосах лежит не тая снег и цвет волос и цвет волос с весной не возвратится…". Увы!!!
Я стою у беломраморного памятника в виде православного креста.
Я аккуратно, бережно и даже, как-то по-особенному осторожно и нежно выбираю из принесённого букета и раскладываю цветы, которые так любила ОНА.
Перед поездкой в Москву я съездил в Молдавию, в небольшой городок Оргеев, в котором прошло наше с Лилей детство. Цель поездки в Оргеев - посещение городского кладбища, чтобы взять горсть земли с могилы Лилиного отца, привезти в Москву и, таким вот символичным образом, воссоединить отца и дочь, убрать /нивелировать/ то огромное расcтояние, которое длительное время разделяло их. Вздохнув, я так же бережно рассыпаю над могилой привезенную землю.
И ещё одну ответственейшую миссию мне предстоит сейчас выполнить.
Я -моряк. Тридцать семь лет моей жизни отданы морю, работе в составе экипажей пассажирских лайнеров дальнего плавания Черноморского Морского Пароходства. И, как члену экипажа, мне довелось выполнять специальные рейсы-круизы с паломниками. Это дало мне достаточно редкую и прекрасную возможность побывать в самых "святых" и экзотических местах планеты.
В одном из таких рейсов мне посчастливилось познакомиться с широко известным среди православных верующих одесским иеросхимонахом батюшкой Ионой. Для меня до сих пор остаётся полной загадкой то, что по каким-то особым, только ему одному ведомым критериям, из всего экипажа он почему-то выделил именно меня. И это знакомство со временем, а мы совершили совместно двенадцать паломнических рейсов на протяжении пяти лет, я - как член экипажа, а батюшка - как приглашённый монах /здесь надо отметить, что без его присутствия не выполнялся ни один подобный рейс/ переросло, если так можно сказать в данном случае, в своеобразную дружбу Учителя и Ученика. Мы часто и подолгу беседовали, если и у него и у меня выдавались свободные минуты. Я узнал от батюшки Ионы много интересной и дотоле совершенно неизвестной и недоступной мне информации, за что я ему премного благодарен.
Когда мы разговаривали с ним в последний раз, то оба понимали, что увидимся очень нескоро - так как ему предстояла длительная поездка в Грецию для служения в русском монастыре на Афоне, а затем уход /погружение/ в глубокую схиму. На прощание батюшка подарил мне крохотный флакончик.
Георгий, так звучит моё имя Юрий на церковно-славянском языке, - обратился ко мне отец Иона,- здесь несколько капель смеси елея и мирры из всех святых мест, которые мы посетили. И, запомни, одной такой капли достаточно, чтобы освятить всё Чёрное море. Дарю тебе и думаю, что рано или поздно этот флакончик тебе пригодится.
Прошло девятнадцать лет. Ни одна из драгоценных капель не была израсходована. И вот именно здесь и сейчас, на Троекуровском кладбище Москвы сбылось предвидение батюшки Ионы.
Я достаю из кармана заветный флакончик. Одна капля падает на Лилино надгробие, вторая - в центр захоронения.
Кроме цветов, которые так боготворила Она, я привёз еще один подарок из Южной Пальмиры. Это, лежащий в верхнем кармане куртки рядом с сердцем, аккуратно сложенный вчетверо, листок глянцевой бумаги. На нем каллиграфическая вязь строчек - стихотворение, которое написано "на одном дыхании" моим другом, известным одесским поэтом Анатолием Яни. Текст я помню наизусть, но слегка дрожащими пальцами я достаю и разворачиваю его. Прекрасные, певуче-мелодичные слова, которые я сейчас собираюсь произнести на пустынном кладбище - дань светлой памяти великой певице, актрисе, обладавшей дивным сценическим талантом и чарующим волшебством палитры божественного голоса - истинного дара Всевышнего, Примадонне Московского Государственного Академического Театра Оперетты, народной артистке России, кавалеру многих высоких правительственных и престижных наград, Лилии Яковлевне Амарфий. Всего несколько строк, а в них - альфа и омега, вспыхнувшей, как яркое пламя факела, театральной судьбы.
Её гастроли, её голос и то диво перевоплощения происходящее, творящееся в данный момент, когда она появлялась на сцене, приводило в экстаз и срывало оглушительные аплодисменты зрителей на всех континентах земного шара.
Лилия Амарфий
|
Имя - цветок белоснежный,
"Оперетта - не скуки ошейник, Они - как родные братья - С чем мне сравнить ланиты? Глаза у неё - софиты, Губы - карминный коралл. Я слышу песнь Танголиты, Устроен в Савойе бал. И вот она в шёлковом шарфе Напомнила мне снегиря Поёт и танцует Амарфий, К ак Солнце, улыбку даря. Всё это любви орбита И наших сердец полёт. Танцовщица Танголита На бал маркиза зовёт. Всю жизнь бы стихи ей лил я, Как пламя сердечных сил! И Сильву играет Лиля - Всю жизнь и в стихах, и в прозе О Лилия! О мафиози Прекраснейших оперетт! Готов перед ней преклониться, Даря ей себя, как букет, Она - оперетты царица, И в ней - нашей жизни свет. Мираж мой! Марьяж! Амарфий! Как песни её хороши! Нет в мире прекрасней мафий, Чем мафия этой души! Анатолий ЯНИ
|
Стоит такая, по особому "звенящая", напряжённая тишина, что невольно возникает /создается/ впечатление, что все находящиеся рядом печальные атрибуты кладбища и плотно сконцентрированные вокруг меня пространство и время, внимательно прислушиваются к моим словам, пристально следят за тем, что здесь происходит.
Вложив свиток стихотворения в армейскую гильзу, я закапываю его в могильную землю у основания памятника.
На лицевой стороне памятника в белый мрамор врезаны слова:
«Лилия Амарфий
08.11.1949 - 28.09.2010»
А с обратной стороны памятника начертаны строки, пылающий смысл которых, кажется, проникает в самую глубину сердца:
«…Не надо плакать обо мне,
Душа подвластна только Богу,
Она отправилась в дорогу
по неизведанной стране.
Там царство света, царство звезд,
Там царство мировых гармоний
Так отними от глаз ладони и
Улыбнись - не надо слёз.»
Я панически боялся и всячески трусливо оттягивал до последнего мгновения, это мгновение, эту своеобразную "Точку отсчёта, невозврата", чтобы подольше не наступало, это следующее мгновение. И вот оно наступило, это следующее мгновение, трагическому смыслу которого, я не давал, не разрешал проникнуть в глубину моего сознания, потому что именно с данной точки отсчета времени пришло бы реальное понимание того, что Лили уже действительно нет в этом нашем мире. До этой же точки, все произошедшее было за гранью моего человеческого понимания, реальной действительности. В моей памяти всплыли строчки песни одной из оперетт, где играла Лилия: "Это жизнь! Это жизнь! Ты держись! Ты держись! Ты держись!". И у меня возникло ощущение, что Лилия именно этими словами, как бы пытается поддержать, приободрить меня в этот момент. Наверно никогда, реально мыслящий человек, не сможет осознать неизбежность, неотвратимость ухода из этого мира в Небытие, в Никуда.
Лилия и Небытие - это же так несовместимо, так нелогично! Совсем недавно, ну ведь совсем недавно, вот, кажется, только что, мы сидели вместе в судовом баре белоснежного океанского лайнера "Orange Melody", поглядывая в иллюминатор на величественную скалу Гибралтара и попивая ароматнейший турецкий кофе «по-восточному», наслаждались интеллектуальным светским разговором и обществом друг друга. Ведь это только что было! А вот сейчас Лили уже нет. Совсем нет! И уже не будет, не будет живой НИКОГДА. Как это можно понять? Как сам факт неизбежности ухода " с поверхности земли" может уложиться в человеческом сознание?!
Лиличка всегда была великим оптимистом. И её, воистину фантастическая энергетика, заряжала, завораживала, захватывала окружающих людей. У неё неизменно было великолепное настроение, даже несмотря на внезапно возникающие невзгоды и препятствия. Она всегда верила в себя, в свои силы, в свою творческую одаренность, в свой талант. Она всегда была лидером, центром притяжения для окружающих, генератором новых идей.
До этого, следующего мгновения, я невероятным усилием воли, заставлял себя не поднимать глаза, чтобы не встретить ЕЁ взгляд… И вот..., принуждая себя, я всё же медленно поднимаю глаза...
На меня пристально смотрят удивительно прекрасные, загадочные, задумчивые глаза. Глаза Той, которая всегда в этом мире, в этой жизни, была для меня, наверно, дороже, чем сама ЖИЗНЬ...
Лик луны туманной,
Выплыл из-за туч
И проник мне в сердце,
Благодатный луч.
Свет лучей волшебных,
Вспомнил я сейчас,
Что лились когда-то,
Из прекрасных глаз…
Борис Х.
Я считал и считаю, что у меня в жизни всегда были три путеводных маяка, которые покровительствовали мне, светили мне, вели меня в этой жизни. Это: Одесский портовый Воронцовский маяк, воистину фантастическая, непередаваемая словами магия красоты сияния созвездия Южный Крест (изображение которого гордо красуется на национальных флагах двух государств - Австралии и Новой Зеландии, в водах которых и в южной части Тихого океана: Французской Полинезии, Таити, Бора-Бора, Тонга, Кирибати, я в совокупности провел более десяти лет моей морской жизни) и… Лилины глаза.
Лилины глаза…Они, как две ясные путеводные звездочки светили мне в пути всю жизнь, помогали мне, вели меня и поддерживали в самые наитруднейшие моменты моей жизни.
Увы и Ах!!! Эти глаза светили-светили, манили-манили, вели-вели, да так и не привели меня в уютную тихую гавань к надежному причалу. И ничего поделать тут было невозможно. Так сложилась жизнь, так случилось. Красочный и непредсказуемый калейдоскоп игры Судьбы сложил именно такую причудливую картинку наших с Лилии судеб, именно такую конфигурацию. И, к моему горькому сожалению, далеко не совсем такую, какую хотелось бы мне. А её Величеству Судьбе было угодно не согласиться, не посчитаться, не принять во внимание мое мнение, моё пожелание. Судьба небрежно и рассеянно отбросила его, даже не рассматривая мои "деловые предложения" в качестве запасного варианта-версии, "запасного парашюта"…
И, видит Господь Бог, как я не старался, как не извивался в танце бабочки, приколотой булавкой к картону, на котором был начертан план моей жизни, соскочить с этой булавки, повернуть ход событий в другое, нужное, желаемое мною русло, мне так и не удалось, не представилось возможным. И вот именно так, именно таким образом и никак не иначе, и именно в таком варианте, и именно в такой последовательности легли карты наших с Лилии судеб на сцену этой жизни. И сердце Лили так никогда и не распахнулось мне навстречу, не вспыхнуло ответным ярким пламенем. И ничего уж тут поделать было не возможно!
А всё же... А всё же, что-то Важное, Главное, Прекрасное не случилось, не произошло в моей жизни. То Единственное и самое Главное, что бывает лишь один раз в жизни, только лишь один раз в жизни! Один раз и... навсегда!
Я когда-то, то ли услышал, то ли где-то прочитал удивительно красивую поэтическую фразу, которая запала мне в душу и запомнилась: " Вы прошуршали мимо меня, как ветка полная цветов и листьев!". Думаю, что это было сказано о нас.
Мне довелось посетить множество портов всех континентов Земного шара, включая также подходы к границам вечных льдов и в Антарктиде, при смене зимовщиков на полярных станциях и в Северном Ледовитом Океане, во время северных круизов с пассажирами на норвежский Шпицберген, в бухту Святой Магдалены. Плавал в водах всех мировых океанов, три раза тонул во время кораблекрушений, горел на греческом танкере, семь раз удалось побывать в кругосветных рейсах. За девять дней до гибели парохода " Адмирал Нахимов" списался в отпуск. И, хочу признаться, я часто вспоминал о Лилии, а вернее помнил о ней всегда, где бы мне только не приходилось бывать. Да, не сложилось у нас... Но она всюду незримо была со мной, присутствовала рядом, как добрый ангел-хранитель.
Пришла так волшебно,
Ушла в никуда,
Казалось - вот Чудо!
И что навсегда,
Разбилась надежда,
Погасла мечта,
" ... Забудь - умоляю,
Забудь навсегда.
Забудешь?!..." - " Забуду!"
Чтоб помнить всегда,
Казалось, что Чудо,
И что на года,
Пришла ты из детства,
Ушла в никуда...
Мне вспомнились слова, которые произнесла Лилия в одном из наших последних разговоров, обращаясь ко мне:
Ты часто в разговоре со мной употреблял слова: влюбился, любовь, любил всю жизнь! Думаю, что эти слова можно заменить более спокойными, более демократичными словами, а именно - вниманием ко мне. Я думаю, что ты всю свою жизнь любил не ту. Очнись, проснись, вернись в эту реальность, в эту реальную жизнь! Ты всё время любил, девчонку, которой никогда не существовало, просто не было на свете, а тебе казалось, что ты любил меня! Ведь ты её, то есть меня, просто придумал. Я, ведь на самом деле, совершенно другая! Ты меня придумал, как Александр Грин придумал свою прекрасную Ассоль! А ты придумал свою Лилию Амарфий! Я тоже Лилия Амарфий, но я не та, я совершенно другая. И именно я - настоящая! Постарайся всё же понять это, ну... ну просто прошу тебя!
Я слушал тогда её печальные слова, кивал согласно в такт головой, а у самого в памяти сами по себе возникли строчки Фёдора Тютчева. И именно эти замечательные строчки, как нельзя лучше выразили моё душевное и эмоциональное состояние в тот момент:
"...Ещё стремлюсь к тебе душой,
И в сумраке воспоминаний,
Ещё ловлю я образ твой,
Твой образ милый, незабвенный,
Со мной повсюду и всегда
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда..."
Ну, а теперь, я хочу остаться один на один с Лилией. Постоять рядом. Помолчать. Что-то очень нужное и важное сказать Лилечке, мысленно, про себя, а что-то произнести вслух. Попросить прощения за вольные и невольные обиды. Вдруг услышит!!! Затем медленно пройтись по пустынной аллее. сначала в одну сторону, затем в другую. Остановиться, оглянуться... Затем опять вернуться к Лили. И ещё и ещё раз отойти и снова вернуться. И ещё и ещё раз попрощаться. И ещё - ещё раз вернуться. И снова и снова "попетлять" вокруг белоснежного надгробия. И опять молча, печально склонив голову, постоять. Ах! Как же мне, по-славянски наивно хочется, чтобы произошло чудо, реальное чудо, как ни парадоксально и противоестественно это звучит. Как бы невероятно хотелось, чтобы сверхестественным образом навсегда исчезло, сгинуло бы это кдадбище со всем его изобилием /переизбытком/ горя, /не измеримыми горестями/, морем горьких слёз! А на этом месте мгновенно бы появился цветущий парк, в который приходили бы гулять и радоваться жизни весёлые, беззаботные, нарядно одетые люди, которые и вообразить себе даже не смогли бы, что здесь могло было бы быть кладбище!..
И... РАЗДАВАЛСЯ БЫ СО ВСЕХ СТОРОН БЕЗЗАБОТНЫЙ, ЗВОНКИЙ ДЕТСКИЙ СМЕХ... МНОГО ДЕТСКОГО СМЕХА...
Очевидно нервы у меня действительно стали совсем никуда, стали предательски сдавать... Я еле сдерживал себя, от непреодолимого желания остановиться посредине аллеи и, не обращая внимания на редких посетителей, подняв голову к небу, в диком отчаянии завыть от боли, горя, безысходности, по-волчьи, по-звериному, как когда-то давным-давно выл и рыдал над безжизненным телом вытащенной из реки Лилички на городском пляже молдавского городка Оргеев.
Константин Симонов
…Похоронив Любовь, Как камень, я стою среди могил,
Я сам себя обрёк, Моля лишь об одном,
Быть памятником ей. «Не трогайте руками!»
Над свежею могилой, И посторонних надписей на мне
Сам на себя я вывел пару строк, Прошу, не делайте,
Посмертно написав их через силу. Я все-таки не камень…
И, на прощание, я сам выступлю на этот раз в роли актера-артиста...
Когда-то, целых уже, восемь лет назад, в музыкальном салоне круизного лайнера, в Средиземном море Лилия специально для меня спела песню, а сейчас я на Троекуровском кладбище Москвы специально для Лилия Яковлевны прочту известнейшее стихотворение и, на мой взгляд, шедевр любовной лирики. Это изумительные по смыслу и глубине, волшебно-красивые, паряще-певучие строчки:
…Твои глаза, как два тумана
Как два прыжка из темноты
Каким путем, каким обманом,
"В сердце мне" прокралась ты
"Когда проблемы окружают"
И надвигается гроза.
Со дна души моей мерцают
Твои прекрасные глаза…
Николай Заболоцкий
…И все же… И все же… А, вдруг, это все не так, это же так несправедливо! Так не логично, не должно же так быть, не может так быть! И ни в коем случае не должно было иметь место быть… Тебя, порхающей по театральной сцене в ярких лучах прожекторов-софитов представить живой так легко, что в то, что ты, так неожиданно, так стремительно, так безвременно ушла из этой жизни, покинула этот мир, представить просто невозможно! Невозможно, потому что этого, ну никак, ну ни коим образом не должно было случиться!
Лиличка! Ты такая светлая! Ты такая "лучистая"! Ты такая вся светящаяся, как будто внутри твоего сердца постоянно пылает загадочный и магический факел. Ты такая красивая! Ты такая талантливая! Ты всегда была "человек-праздник"! И именно здесь, и именно сейчас, и это будет так уместно использовать мой вариант слов песни «Шахерезада», которую так неповторимо исполнял Муслим Магомаев, голос и песни которого, ты так любила:
…Ты как - будто вся из света
Вся из солнечных лучей
Прима милой оперетты,
Так может быть происшедшее, случившееся - это Сон! Просто Сон. Нелепый Сон. Тяжёлый Сон. Плохой Сон. Сон, который обязательно должен исчезнуть, раствориться под утренними лучами восходящего солнца...
Солнца, которое обещает право только на Жизнь!!!
Ах, как бы мне хотелось, положа руку на сердце, проникнуться глубиной гениальных строк Омара Хайама:
… Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь?
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Лишь минутой текущей будь счастлив теперь!...
Перевод Германа Плисецкого
Проникнуться то хочется, да, к сожалению, УВЫ не получается. И, наверно, именно поэтому "жизнь стекает горькими слезами по кривому зеркалу души".
Всю мою сознательную жизнь уже после знакомства с Лилией, меня преследовала устойчивое, навязчивое впечатление, как будто недоброе, злобное, неестественное Нечто, каким то сверхестественным путём приняло волевое решение изменить, нарушить естественный ход событий и физических процессов. И то, что произошло, я имею ввиду такой неожиданный, совершенно не предсказуемый уход из этой жизни Лилии Яковлевны, ни коим образом не должно было бы произойти. Этого не могло, просто не могло быть, потому что не имело ни малейшего права быть вообще!!! Ведь это же полный абсурд!!!
Моя жизнь - другой жанр!
Умерла Лилия Амарфий. Так получилось, что мы беседовали с артисткой перед ее последними гастролями в Израиле. И это интервью стало последним в ее жизни. Мы ничего не изменили в тексте. Пусть последний раз прозвучит – хотя бы в памяти - ее серебристый голос, появится ее улыбка...
Имя - цветок. Фамилия – что-то между элегантным звоном бутылки с «Амаретто» и сладкой истомой не очень обремененного трудами божка Морфея. Королева оперетты Лилия Амарфий признавалась, что ее на улицах «как Амарфий» не узнают. «Иду – и все, как все другие люди, без ажиотажа, папарацци на меня не бросаются, слежку за мной не ведут. Я сама и моя профессия – совершенно разные жанры!»
Я родилась в молдавском городке Оргееве. Папа был портным, мама занималась хозяйством. Детей было двое - я и брат. Мое босоногое детство прошло на улице Первомайской, а рядом, почти у самого нашего дома был луг, паслись коровы, овцы, гуси. Я там пропадала, дышала вольным воздухом, мечтала. Я всегда мечтала, сколько себя помню, все детство напролет. Так в мечтах и взрослела. Народ нашего района называли «идиш-пролетариат». Евреи составляли большинство населения. Мой папа тоже прекрасно говорил на идиш (а еще - на молдавском, украинском, русском), его даже евреем считали.
Лилия Яковлевна, как вы узнали, что ваша дорога – театр оперетты?
Само пришло. Ниоткуда. У меня бывали такие мечты – о театре (я ведь не знала, как это точно называется – опера, оперетта...), о сцене, но маму это раздражало. Я хотела играть на пианино – а мне сказали, что купят скрипку. А скрипка меня - девчонку не вдохновляла. Папа изумительно играл на губной гармошке, пел. И мама пела, у нас даже голоса похожи. Нас по телефону всегда путают. У нее голос красивый, но камерный, тихий. Однажды в Оргееве летом шла запись в музыкальную школу. И стояла очередь. Я как была - в шортах, маечке перешла дорогу и встала в эту очередь. В школу меня приняли, но я об этом до поры не знала, пока к нам не пришел домой директор и не сказал об этом моим папе с мамой. И еще сказал, что у меня абсолютный слух. В итоге мне купили аккордеон «Вестминстер». На чехле от которого я каталась с горки зимой. Заниматься не очень любила. По слуху подбирала – с удовольствием, а часами заниматься ненавидела. Мечтательность все еще сохранялась. Я посещала кружки, пела джаз, уже хорошо поняла, что разные, любые чувства, мою юную любовь можно очень хорошо выразить в творчестве, в музыке, да и три октавы в голосе были – я это точно знала.
В обычной школе не была самой первой: учительница, бывало, о математике говорит, а я думаю о своем. Хотя честолюбие мешало очень уж отставать. Жизнь вела, я ей не перечила, но когда мне исполнилось четырнадцать, умер папа. Внезапно. И весь мой мир рухнул. Небо обвалилось. Все изменилось – я сразу стала взрослой. Брат поступил в институт, уехал учиться в Харьков, мама пошла работать, я тоже бросила музыкальную школу и начала работать музыкальным педагогом в детском саду. Мы старались выжить, мы выживали. Потому что жизнью это назвать было нельзя... В те дни мало кто с нами рядом оказался. Друзья и родственники «закончились». Мы одни боролись со всеми тяготами...
Были светлые пятна в этом черном пейзаже?
- Была декада молдавской культуры в Москве. Я пела на сцене Кремлевского дворца съездов. Это было незабываемо! В те дни я услышала песню, в которую просто влюбилась. Приехав домой, записала ее в нотной тетради, выучила и спела на ближайшем комсомольском слете. Это была «Хава нагила». В зале все растерялись. А я стала настоящей героиней. Оргеевские евреи подходили к моей маме на улице и спрашивали: «Мадам Амарфий, вы слышали, как поет ваша дочь?». Мама отвечала отрицательно и слышала возмущенное: «Вы – не мать!».
Потом я уехала учиться в Москву – так впечатления от декады молдавской культуры в советской столице запали мне в душу - Москва меня опьянила, она стала моей мечтой. Мама помогала брату-студенту, денег у нас не было, но эта проблема меня не могла остановить. У нас был знакомый в Москве, тоже из Оргеева, он мне говорил «приезжай, остановишься у меня в общежитии». Я приехала – а его дома не оказалось. Пошла на вокзал, где целую неделю и жила.
Меня приняли в ГИТИС. Я твердо знала, что буду певицей. Мой педагог Ирина Ивановна Масленникова много сил в меня вдохнула своей несокрушимой верой! А на вступительном экзамене, когда я была сама себе сила, я так пела, так плясала – она потом говорила, что у меня было что-то в глазах - что-то, чему вся комиссия поверила... Меня на экзамене концертмейстер спрашивает: «Вы в какой тональности хотите петь?». А я отвечаю: «Ой, мне совершенно все равно!» Без комплексов абсолютно! Все рассмеялись. Тогда Ирина Ивановна и сказала: « Я ее беру!». Уверенность себе потом быстро прошла, я поняла: надо очень много работать над собой, чтобы уверенность снова появилась! Учеба не шла – я получила по полной программе за свою беспечность, за свою самоуверенность! Много плакала. Диапазон был – но я не пела, кроме своего джаза из оргеевского кружка ничего не могла, от балетного станка шарахалась. Денег не было, и я просто голодала. Шла по улице – а из окна такие ароматы, там кто-то жарит картошку... Была нищей, убиралась в общежитии за всех - меня так мама приучила – все должно блестеть. Но более сытой и счастливой я от этого не была. Закатала рукава – и за работу. Читала, училась. Каждое лето – стройотряд, В общем, создавала себя, сама себе была и Пигмалион, и Галатея. Плакала – и работала. Москва - страшная школа. Колоссальная школа выживания. Скольких она искалечила, сколько их, что ушли в никуда...
И все-таки в один прекрасный день я запела. Весь институт сбежался меня слушать. Теперь я пела без перерыва.
Вы влюблялись тогда? Было время и силы для сердечных бурь?
Влюблялась. А как же без этого? Мой первый муж был сыном солистки Большого театра Киры Леоновой. Мы были молоды, влюблены, но оба были незрелыми, этот брак не мог кончиться ничем хорошим. Никто не виноват.
Годы меня научили радоваться. Еще несколько лет назад я просыпалась с плохим настроением. Все казалось, что жизнь идет не так. А потом я поняла: зачем мне это надо? Все так прекрасно! И последние лет эдак семь я ото всего в полном восторге! Каждый день - как подарок. Я абсолютно счастлива. И муж мой – самый лучший, я его нашла, выстрадала, он – моя удача. И сын – любимейший мужчина, и внук. Это - семья. У мамы я до сих пор на посылках, для нее я не звезда, не знаменитая актриса, я - ее помощница, исполнительница ее заказов и поручений. «Хочу орехов, для пирога!» - и я бегу, ищу, а как же иначе?
Как начиналась ваша карьера?
После ГИТИСа я хотела оказаться в труппе Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Даже были какие-то договоренности. Но пришло лето, театр был на гастролях, и мне педагоги сказали: иди в оперетту!
Я еще до Театра оперетты поняла, что свою «гениальность» надо похоронить, чтобы она не мешала работе. Придя в театр, я здоровалась со всеми, начиная от уборщицы и до главного режиссера, и не по одному разу. Это не очень мне помогало, оплеухи сыпались обильно. Со всех сторон. Меня втягивали, втравливали в интриги, а я не давалась. Избегала всего, что связано с пустыми разговорами. Когда я развелась с мужем, один из коллег попытался меня вызвать на откровение: «Думаю, вам будет легче, если вы поделитесь...». А я ответила: «Это касается только меня. И ничем из моей жизни я делиться с вами не собираюсь!».
В мире оперетты все устоялось, как в сказочном королевстве. Новых названий и имен композиторов как бы не возникает. Вам это не скучно?
Легар, Штраус, Кальман – волшебники на все времена. Их не перещеголять, да и оставили они нам так много, что тут не до скуки. Да и никогда не бывает двух одинаковых спектаклей. Оперетта – нескучное дело, я это точно знаю.
Это правда, что Мстислав Ростропович дал вам партию Адели в «Летучей мыши» Штрауса?
Ох, было, хотя так даже как-то нескромно звучит – «дал» ...Он пришел в наш театр дирижировать спектаклем, я с ним случайно вместе выпила кофе в буфете. Он решил, что
я из балета. Что-то спросил, я что-то ответила. Спела Адель. Это все.
В мире чистогана, в нашей жесткой реальности оперетта чувствует себя Золушкой?
Да, без денег трудно ездить на балы. Сейчас не лучшие дни для оперетты. Были времена, когда на телевидении была регулярная передача, посвященная оперетте. А теперь денег нет, и никакой такой работы никто не проводит. Стыдно за то, что происходит на телевизионном экране, за тех, кто выступает. И за тех, кто так те немногие деньги, которые есть, распределяет. Чернуха – это тупик, из нее цветы не вырастут, только колючки.
Но красота – это такая странная вещь, ее не ухватишь, не зафиксируешь, не купишь. Бывает, идет женщина, вроде даже ничего такого особенного нет, а неуловимые вибрации, свет изнутри такую красоту создают, так всех к ней привлекают! Красота – внутри, она тайна.
Известная артистка, российская и советская актриса оперетты Лилия Амарфий появилась на свет 28 ноября в городке Оргеев, Молдавия.
Петь будущая солистка театра оперетты в Москве начала рано, в шесть лет. Уже в таком юном возрасте она не только училась вокалу в местном Дворце Пионеров, но и, параллельно занималась танцами и аккордеоном. В дальнейшем Лилия стала солисткой детского ансамбля (исполняла джазовые композиции) «Кодру», который успешно выступал на территории Молдавии. В 1966 году группа приехала с концертом в Москву, где успешно выступила в Дворце Съездов.
В 1967 году Амарфий приезжает в Москву, поступать на театральный. Подала документы сразу в три ВУЗа: ГИТИС, МХАТ и Институт им. Луначарского. Достаточно случайно (опоздала в МХАТ из-за экзамена в ГИТИСе) Лилия становится студенткой института им. Луначарского.
Закончив ВУЗ, Лилия Амарфий устроилась в Московский театр оперетты, в котором и работала до наших дней. Довольно быстро Лилия стала получать главные роли в спектаклях, таких как «Золотые ключи», «Кадриль», «Жужжа из Будапешта», «Обещание», «Прекрасная Галатея», «Граф Люксембург», а также многих других.
С 1972 Лилия Амарфий снимается на телевидении, в цикле программ об оперетте (под названием «Любителям оперетты»). Амарфий очень много гастролировала – как по России, так и за рубежом. Десятки городов нашей страны, Венгрия и США, Германия и Израиль, Италия и Чехия, а также многие другие страны вошли в «гастрольную карту» певицы.
Бенефис Амарфий состоялся 22 января 2010 года. Ушла из жизни Лилия 28 сентября 2010 в результате обострения тяжелой болезни. В ноябре 2010 в театре оперетты Москвы состоялся прощальный концерт, посвященный певице, под названием «Лилия». В нем принял участие весь коллектив театра.
Уважайте чужой труд. При копировании материалов активная ссылка на сайт обязательна.
